Народная фольклорная традиция интересует нас в языковом прежде всего аспекте, точнее как она претворяет себя посредством  языка. Мы будем говорить здесь не только о языке  как системе вербальных знаков, но в большей степени о словесном знаке, именующем символ. Фольклорное слово не равно по своему семантическому объему слову в словаре и слову в обыденной речи. Будучи художественным словом, рожденным в устной поэтической традиции, оно всегда носитель большого смыслового и эмоционального объема. Первая  публикуемая здесь наша статья содержит основные вопросы, которые волнуют нас как исследователей и любителей народного слова. Читайте и излагайте свои мнения по поводу наших материалов. Думается, такая дискуссия поможет созданию словаря языка фольклора, в котором получат освещение поэтические аспекты народного слова.

Ведущая рубрики

Мамбетова Эльвира, студ 5 курса филологического факультета СГПИ. Тема дипломной работы «Поэтические аспекты фольклорного слова и проблемы их лексикографического описания».

Е.Н. Трегубова,  Э.А. Мамбетова (Славянск-на-Кубани, СГПИ)

Поэтика фольклорного слова: лексикографический аспект (на материале корпуса кубанских народных песен)

Фольклорное слово, как известно, имеет особый статус в составе национального языка, об уникальности этого лексического массива говорится давно. Но до недавнего времени фольклорный пласт лексики не был предметом специального описания в   рамках лексикографической традиции.    Традиционно в составе разных словарей фольклорное слово как правило сопровождалось особой пометой фольк., хотя, по наблюдению исследователей, многие единицы вообще не получали должного отражения [Михайлова 2001: 121].  «За веком собирательства, каким, безусловно, был ХХ век, давший нам коллекции былин, сказок, пословиц, песен, загадок, причитаний, заговоров и т. д., все еще не последовало их всестороннее научное лингвистическое описание и систематизация» [Тарланов 2001:12]. Основную задачу нашего времени Тарланов З. К. видит в создании полного поэтического словаря русского фольклора [там же]. Настойчиво подчеркивается необходимость создания специальных фольклорных словарей курской школой лингвофольклористики [Бобунова, Хроленко 2006].

Курские исследователи разработали проект  словаря языка фольклора, где слово представлено в системе парадигматических и синтагмаатических связей. По мнению курских русистов, словарь должен быть универсальным лексикографическим трудом, органически соединяющим в себе черты толкового, синонимического, фразеологического и др.  Словарь включает в себя лексику устно-поэтических произведений и базируется на особых принципах описания народно-песенных слов для адекватного отражения фольклорной языковой картины мира [Бобунова 2006: 3]. Определяя языковой статус лексемы, словарь ориентирован на систематизацию парадигматических и синтагматических характеристик слова. Что же касается поэтической семантики фольклорного слова, на наш взгляд, таковая представлена лишь частично в отдельных словарных статьях, на уровне дискретно-ритмической конструкции (ассоциативного комплекса) и  функциональной характеристики.

В фольклорном дискурсе прямое (языковое) значение слова меняется, обрастает множеством образных коннотаций, которые включают его (слово) в разные образные (внутритекстовые) парадигмы, что обеспечивает воспроизведение/понимание культурного кода. Эту проблему авторы указанного словаря решают в рамках проекта путем обеспечения словаря конкордансом. В этом случае выявление образных парадигм фольклора требует специальных исследований конкорданса. Безусловно, невозможно все задачи описания фольклорного  слова решить в рамках одного словаря. Очевидно, фольклорный словарь сегодня не может быть универсальным, а, как показывает существующая практика,  наоборот, – является аспектным.

По мнению исследователей-фольклористов слова и речевые формулы в устном творчестве помимо своего номинативного значения обладают традиционно-фольклорным смыслом, обусловленным специфическими особенностями фольклорной традиции, что позволило выдвинуть идею о семантическом языке фольклорной тра­диции, своеобразном метаязыке, в котором стереотипные структурные объединения образуют «грамматическую» парадигму, порождающую фольклор­ный текст  [Бралина 2004: 568]. Кроме того, на наш взгляд, устная традиция порождения текста обращает нас как исследователей к фольклорному тексту как дискурсу, так как свершение текста всякий раз происходит заново. Следовательно, в процессе свершения исполнитель всякий раз обращается к традиционному, инвариантному культурному тексту, являющемуся хранителем культурных кодов, «гипертексту, который всякий раз возобновляется…» [Венгранович 2007: 283]. Закономерным является интерес к стилистической дифференциации фольклорных текстов. «В  этой связи наибольшую актуальность в современной науке приобретает тот аспект изучения языка фольклора, который предполагает  выявление  прежде всего взаимоотноошеий между категориями языка и категориями поэтики жанров   [Тарланов 2001: 11]. Соответственно семантический язык фольклорной традиции может быть реконструирован в пределах одного жанра, так как для каждого жанра набор семантических кодов специфичен.

Цель статьи – наметить некоторые пути решения проблемы отражения поэтической семантики в словаре, основанные на наших наблюдениях.  Материалом для исследования выбраны народные песни Кубани, собранные А.Д. Бигдаем в ходе экспедиций 1883 – 1895 годов и изданные им 1897году в двух томах – песни черноморских и линейных казаков.

Мы обратились к теме природа, представленную лексемами: хмара, мисяц, солнце, дощ, мороз, роса, ночь, день, витэр, туман; гора, долина, поле и др.

Рассмотрим лексему «хмара», исходя из того, что «семантика и функция каждого фольклорного слова определяется только в рамках и только средствами фольклорного текста.

Семантика фольклорного слова (далее ФС) формируется на основе взаимодействия с другими словами в тексте, ФС всегда не одно, т. е. никогда не выступает в изолированной позиции, а всегда член одной, двух и более фольклорных парадигм. Так, если рассмотрим контекст типа *Гэй, черна хмара наступае, та дрибный дощик з нэба, Гэй, зруйнуваты Запорижжя та колысь буду трэба.  Гэй, ой маты Катэрыно, та шо ты наробыла, Гэй, шо то вийсько запорижскэ та й занапастыла.*, обнаружим, что ФС хмара является членом парадигм хмара – дощик и хмара – Катерына.***

***В статье используются конкордансы кубанской и украинской лирической песни, полученные М. В. Емельяновой.

В рамках первой парадигмы проявляется значение ‘причина – следствие’, которое является базовым для последующего, проявленного во второй парадигме ‘Катерина – причина всех несчастий  казаков’. Как видим фольклорный параллелизм c

этой точки зрения можно истолковать не как художественный прием, а как базовую модель включения новой ситуации в текст при его создании на основе фольклорной традиции. Поэтому первая парадигма является семантическим фольклорным кодом, вторая носит ситуативный характер, это синтаксическая модель включения.  В котексте *Рада б зирка зийты, та чорна хмара наступае, Рада б дивка выйты, та матуся нэ пускае*  выявляем

парадигмы хмара – зирка, зирка – дивка, хмара – матуся. Парадигма  хмара – зирка как традиционный семантический код, включенный в синтаксическую модель рада б …., та … , формирует базовый смысл ‘возможность – условие’, парадигма хмара-матуся является ситуативной, несущей значение ‘мать как угроза желаниям дочери’.  Базовое фольклорное поэтическое значение (далее ПЗ) слова хмара в парадигме хмара – матуся, как видим, переходит ко второму члену.

В контексте *За тучамы, за хмарамы сонэчко нэ сходэ. За лыхымы за людьмы мий мылый нэ ходэ* выявляем парадигмы хмара – сонэчко, хмара – лыхые люди, сонэчко – милый. Первая парадигма является базовой, формирующей ПЗ ‘причина – следствие’, вторая и третья ситуативные, включенные в фольклорный текст (далее ФТ) посредством приема параллелизма

хмара ————————————- ———– сонэчко нэ всходэ

причина —–следствие

лыхые люди———————————————- мылый нэ ходэ

Парадигма хмара – лыхые люди формирует значение ‘ лыхые люди – причина того, что мылый нэ ходэ’ .

Таким образом, устанавливаем, что в кубанской народной лирической песне базовое фольклорное ПЗ слова хмара ‘угроза, причина разлуки, фактор разрушения’, проекция этого значения на второй член парадигмы порождает дополнительною ПЗ на уровне всего контекста ‘несчастье’, ‘разрушение’, ‘разлука’. Отметим также, что номинативное значение ‘туча’ содержит коннотативное  значение ‘природное явление, приносящее человеку ненастье, когда от воли человека ничего не зависит’. Последнее в ФТ является ключевым, формирующим уже на интонационном уровне мотив печали, тоски, безысходности. Второй член парадигмы также воспринимает это значение ‘фактор, влияющий на события и не зависящий от воли человека’, которое и манифистируется носителем традиции в ФТ.

Какой же в этом случае должна быть структура словарной статьи, чтобы отразить особенности поэтики фольклорного слова? Предложим в качестве варианта следующий:

Хмара ЛЗ: туча. ПЗ: угроза чему-л., препятствие, причина разлуки, разрушения. БП (базовая парадигма) хмара – дощик ‘причина – следствие’, хмара – сонэчко ‘причина – следствие’, хмара – зирка ‘желание – препятствие’. СП:  хмара – Катэрына,  хмара – лыхые люди,  хмара – матуся. Текст. З.: несчастие, разрушение, разлука; человек является жертвой чужой воли и  обстоятельств, которые он не в силах изменить’.

#5# Гэй, черна хмара наступае, та дрибный дощик з нэба, Гэй, зруйнуваты Запорижжя та колысь буду трэба.  Гэй, ой маты Катэрыно, та шо ты наробыла, Гэй, шо то вийсько запорижскэ та й занапастыла.* #150#  *Рада б зирка зийты, та чорна хмара наступае, Рада б дивка выйты, та матуся нэ пускае.   #74#  *За тучамы, за хмарамы сонэчко нэ сходэ. За лыхымы за людьмы мий мылый нэ ходэ*.

Аналогично приведенной схеме можно интерпретировать значение ФС мороз как ‘тяжелые обстоятельства, не зависящие от воли человека, тяжелое испытание’, потенциальная сема ‘угроза жизни, смерть’. В рамках ситуативной парадигмы мороз – поход второй член получает в качестве коннотативных приращений семы первого члена мороз. Базовая парадигма мороз – сухый дуб формирует основную тему ФТ дуб как объект воздействия жестокого равнодушного мороза и  гибель дуба как результат этого воздействия, базовая для традиции парадигма дуб – козак формирует в ФТ значение ‘сильный, бравый, удалой, смелый’, при этом возникает коннотативная эмоциональная сема ‘гордость’, однако неожиданное распространение членов парадигмы  сухый дуб – молодой козак порождает значение ‘уязвимый, незащищенный’, обрастающее коннотативными наращениями печали, обреченности. Таким образом, можно увидеть, что парадигма сухый дуб – мороз задает сюжетную линию всему тексту в самом начале.

В ряде случаев в лингвокультурах вторичного образования определение семантики образа затруднено и требует обращения к исконным (материнским) культурам для выяснения первичных парадигм и их поэтической семантики, и лишь в дальнейшем возможно создание словарной статьи. К таким единицам, например, относится ФС гора. Образ горы для кубанской лирической песни оказывается частотным. Гора здесь обязательный персонаж любовной драмы. Но каковы функции ФС гора, в составе какого семантического кода в данном случае оно употребляется. Гора как знак кода привносит всю семантику кода в текст, и поэтому важно каждый отдельный текст прочитывать на фоне всех членов парадигмы семантического кода.

Обратимся к украинской народной лирической песне, которая является исконным для кубанской песни дискурсом: *Зашумів сокіл Із-за крутих гір. Розбив, розлучив Пару голубів. *Одна гора високая, А другая низька… Одна мила далекая, А другая близька. *Розстеляйся, повна рожа, Да по крутенькій горі; Не журися, моя мила, Що я в чужій стороні». «Ой як мені розстеляться, Що крутенькая гора Ой як мені не журиться, Що чужая сторона? *На весіллі із другими Мені тяжко було, Бо за лісом, за горами Тебе серце чуло. *Ой летить, летить сива голубонька та лісами, горами. Ой здибається сива голубонька та з сивими соколами… *»Годі тобі, союшка, по горах літать: Пора тобі, союшка, прясти та ткать». *Котилися вози з гори Та в долині стали, Кохалися, любилися – Тепер’ перестали. *Якби ліса вирубати, Гори розкопати, Щоб видно було до милої І до її хати. *Ступай, коню, ступай, ворон, З гори кам’яної До тієї дівчиноньки, Що чорнії брови. *Ой там на горі дивний див: Ой там молод хлопець строїв дім. Всю нічку не спав та пісень співав, Собі дівчину прикликав. *Під горою криниченька, Там джерело б’є, Там молодий козаченько З неї воду п’є. и др.

В украинском конкордансе фиксируем 96 словоупотреблений слова гора в составе типичных парадигм  крутенька гора – чужая сторона, сокiл – гора, гора высока – мила далекая, гора низька – мила близька. Из чего следует, что в жанре лирической украинской песни семантика слова гора сводится к комплексу созначений ‘чужое пространство’, ‘угроза’, ‘смерть’, ‘опасность’, ‘разлука’/'встреча’, ‘потеря’, ‘судьба’, ‘любимый/любимая’. В словосочетаниях крутая гора, высокая гора реализуется семантический комплекс ‘опасность’, ‘угроза’, ‘потеря’, которые сопровождаются коннотациями  печали, безысходности, обреченности. Из этой картины следует семантичекий код: «чужое пространство (опасное): гора, лiс, сокiл»; «свое пространство: пiд горою, голубь/голубка.

В лирической кубанской песне образ горы находим в следующих контекстах: *Камьяная гора Розвалылася. Дивка з козаком Роспростылася.  * Крути горы пэрэскочу. Отдай мэнэ, моя мать, Замиж, за кого я схочу. *Ой, йшов по горам, право, по долынам, А туман и налягае. А помиж тымы, право, туманамы, А сыз голуб литае.  Ой, да вин литае, право, буркотае, Голубку шукае. Ой, да чи нэ чулы, он чи нэ бачилы,  Моейи голубкы? Ой, вона сыдила за высокымы горамы З черными орлами.  Называла орлив, называла чорних Ридными братами.* И по цей бик гора, и по той бик гора. Помиж тымы крутымы горами сходылася зоря.  Ой, то й нэ зоря, то дивчина моя, Яром, яром та долыною по воду пийшла.* Как видим, исконный семантический код последовательно реализуется в фольклорной картине  мира кубанских песен. В особенности интересен образ зори (сходылася), совмещающий в себе семантику ‘светило’ и  ‘девушка’: Помиж тымы крутымы горами сходылася зоря.  Ой, то й нэ зоря, то дивчина моя, Яром, яром та долыною по воду пийшла. Зоря здесь как знак объединения двух далеких пространств (человеческих судеб?). Образ горы, как правило, помещен в самое начало текста, очевидно, как центральный знак семантического кода. Появление этого образа в зачине  определяется, на наш взгляд тем, что отсюда развернется сюжетная линия в песне, куда встроятся другие компоненты  СК: «чужое пространство: гора, война, мужчина, расставание, смерть» – «свое пространство – долина, дом, женщина, встреча, жизнь»  и возможные другие.

Таким образом, создание поэтического словаря кубанского фольклора требует основательных научных исследований конкорданса кубанских песен не только в рамках собственной традиции, но и на фоне исконных для этой лингвокультуры традиций, таких как украинская, южнорусская, пограничная донская. Разработка такого словаря обеспечит верное прочтение (восприятие) фольклорного произведения, т. е. сохранит традицию не только на уровне фиксации ее в словаре, а возможно актуализирует в национальном сознании носителей культуры генетически исконные смысловые коды.

Литература:

Бигдай, А.Д. Песни кубанских казаков / А. Д. Бигдай; под ред. В. Г. Захарченко. – Краснодар: Кн. Изд-во. Т. 1. Песни черноморских казаков, 1992. – 446 c.

Бобунова, М. А.Словарь языка русского фольклора: Лексика былины: Часть первая: Мир природы / М. А. Бобунова, А.Т. Хроленко. – Курск: курск. гос. ун-т, 2006. – 125 с.

Бралина, С. Ж. Речевые стереотипы фольклорного текста / С. Ж. Бралина // Русский язык: исторические судьбы и современность: II Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 18 – 21 марта 2004 г.): Труды и материалы / Составители М. Л. Ремнёва, О. В. Дедова, А. А. Поликарпов. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 2004. – С. 568 – 569.

Венгранович, М. А. О признаках фольклорного текста как компонента фольклорной коммуникации / М. А. Венгранович // Континуальность и дискретность в языке и речи: материалы Междунар.  науч. конф. Краснодар: Кубанский гос. ун-т, Просвещение-Юг, 2007. – C. 283 – 285.

Михайлова, Л. П. Фольклорное слово в отношении к диалектной лексической системе // Л. П. Михайлова // Язык и поэтика фольклора: Докл. Междунар. конф. / ПетрГУ. Петрозаводск, 2001. – С. 118 – 123.

Тарланов,  З. К. Язык и поэтика фольклора: проблемы, итоги, перспективы / З. К. Тарланов // Язык и поэтика фольклора: Докл. Междунар. конф. / ПетрГУ. Петрозаводск, 2001. – С. 3 – 13.

Источник: Традиционная культура славянских народов в современном социокультурном пространстве: Материалы У Международной научно-практической конференции, 8 – 9 августа 2008 г., г. Славянск-на-Кубани: в 2 ч. Ч. 1.: разделы: I-IY / под ред. А.П. Садило; Славянский-на-Кубани государственный педагогический институт. – Славянск-на-Кубани: Издательский центр СГПИ, 2008. -С. 148 – 155.